Спектакль "Бесприданница", 12-й театральный конкурс

В час дня семнадцатого ноября состоялся спектакль «Бесприданница» по одноимённой пьесе Островского, которая, в общем-то, в представлении не нуждается. Не стоит также объяснять, почему «Бесприданница» не стареет, хотя современное общество стало обходиться свободнее со свадебными обычаями.

Среди зрителей я заметила людей, которые принесли с собой учебники по подготовке к ЕГЭ, и несколько обеспокоилась: как бы трактовка пьесы не была радикально переиначенной. Но всё обошлось.

Спектакль, правда, начался всё-таки несколько иначе. В центре сцены был сложен белый реквизит, который в таком виде походил на бесцветную скульптуру в стиле супрематизма. Затем появились цыгане и под музыку и с перепалками стали разносить предметы, создавая пространство кофейни. В декорациях, надо сказать, царили минимализм и условность: они состояли из нескольких переносных конструкций, напоминающих каркас книжного шкафа. Подобная неприхотливая и универсальная форма позволяет строить любое пространство, а актёрам – активно взаимодействовать с предметами и играть с мизансценой.

В контраст к белым предметам реквизита появляется Лариса в чёрном платье. Да, большая часть действующих лиц тоже была одета преимущественно в тёмное, монохромное, за редкими цветными исключениями. Но в случае с Ларисой такое решение вполне понятно: её глухой наряд как бы символизирует её отношение к предстоящему браку (она не счастлива) и предстоящую гибель. Костюмы были осовременены, однако вписывались в атмосферу позапрошлого века. Радикально выбивались лишь детали (например, очки). Паратов, например, появляется в образе некоего мажора, что как бы говорит нам: «подобный типаж никуда не делся».

За весь спектакль конструкции расположили вертикально лишь один раз – в сцене в доме Огудаловых. Возможно, этим пытались создать иллюзию замкнутого пространства со стенами, а может быть, подчеркнуть, что символическая вертикаль возможна лишь в личном пространстве Ларисы. В финале декорации и вовсе были убраны, а в момент исполнения романса героиня возвышается буквально: её приподнимают на реквизит и сосредотачивают на ней свет.

Героиня меняет цветовую гамму костюма тоже всего однажды: в музыкальной сцене с Паратовым, намекающей на случившуюся между ними близость. В этой сцене они оба танцуют по горизонтально лежащим каркасам в полосатых тельняшках. Героиня в танце отбрасывает кусок чёрной ткани, которую подхватывает воздух из вентилятора. Вероятно, это показывает редкий момент её счастья, когда Лариса отбрасывает условности и делает то, что хочет она сама.

Большую роль играет музыка: удалые цыганские мотивы возникают подчас некстати, вызывая необходимый контрапункт. Но не только это отражает драму героев. Замечательно была поставлена сцена последнего монолога Ларисы, вокруг которой ходит Паратов, хотя в пьесе его в этой сцене нет.

Как ни странно, несмотря на серьёзность произведения, было много моментов, когда зал смеялся. И это не только за счёт диалогов, подкреплённых экспрессией. Студенты ВГИКа давно знакомы с киноадаптациями пьесы Протазанова и Рязанова. Студенты «Высшей школы сценических искусств» были явно знакомы с последним, поэтому в какой-то момент актёр, игравший Паратова, спародировал манеру речи Никиты Михалкова, который сыграл ту же роль в «Жестоком романсе».

Актёрская игра была на высшем уровне, благодаря этому в реальность драмы можно было поверить, несмотря на условность внешних атрибутов и построения пространства. И всё же возник некоторый дисбаланс, вызванный именно визуальной частью. Хоть современных деталей было не слишком много, всё равно задаёшься вопросом: а нужны ли они вообще были? Было бы ясно, если бы произошло полное осовременивание пьесы. Хотя неизвестно, возможно ли оно во времена, когда на наличие приданого не смотрят. Но так или иначе стоит вопрос материальных и нравственных ценностей, поэтому за проблематикой произведения и эмоциональностью исполнения не видно подобных вещей. Поэтому для тех, кто пытается совместить приятное с полезным (в частности, пресловутой подготовкой к экзаменам), посетить подобный спектакль можно и даже нужно. Потому что постановочное решение не спорит с оригиналом произведения и не является самоцелью. Оно только открывает новые возможности построения мизансцены, но ни капли не умоляет ценности авторского замысла.